Распутица. Роман в пяти частях - Владимир Владыкин

– Я думала, что Семён будет драться с военным: как он пошёл на него яростно, глаза пылали огнём, как петух раскрылился…

– Да ну! Из него уже песок сыплется, – засмеялась сестра. – Я заметила: когда он что-то мог в постели, то был как чёрт ревнивый, а сейчас невозмутимо спокойный, как евнух. Вот удивительное свойство мужчин! – Валентина снова засмеялась.

– Ты думаешь, такие все? – удивилась сестра и продолжала: – А ты знаешь, Светка хорошо смотрелась с офицером, я не хочу сказать, что Игорь ей не пара…

– Но его же жена не ревновала? А ты мне смотри не говори ей, что она с офицером красиво выглядела, не говори ни при зяте, ни наедине.

В это время Николай разговаривал со своим товарищем, который стал в глазах толпы героем этого вечера.

– Если послушать Колю, то с его слов выходит, будто жёны офицеров им изменяют, – сказала Юлия с некоторой важностью в голосе.

– Думаешь, они не ревнуют? – удивлённо спросила Валентина.

– Я не знаю, почему они не ревнуют, я думаю, это неверное представление. Нет таких людей, чтобы совсем не ревновали…

Николай подошёл к жене и свахе, его лицо раскраснелось, он весь сиял благодушием и довольством, что стал вторично женатым человеком.

– Ну что, Коля, разобрались? – спросила Валентина.

– Всё нормально! Твой зять не может веселиться. Мой сослуживец Василий хороший семьянин. Просто ему нравится танцевать с женщинами, и за себя, как офицер, может постоять…

– Ну, мог бы твой друг без рук, а то нос Игорю расквасил, как хулиган, а мой зять не драчливый, – серьёзно проговорила Валентина.

– Значит, Светлана что-то сказала Игорю, а он разошёлся, ведь повода для ревности Василий не давал.

– Чего вы заладили одно и то же? Уже всё давно забыли инцидент. А не пора ли нам домой, Коля? – сказала Юлия. – Дети там, наверное, голодные, одни, ведь Никитична могла их оставить и уйти продавать семечки к магазину.

– А что они, каши просят? – неподдельно удивилась Валентина. – Ну я сейчас пойду заберу их, а вы веселитесь. Это ваш вечер. Вы хорошая, подходящая пара, тут все так говорят.

Николай обнял Юлю, но ей это не понравилось, при сестре мог бы воздержаться от переполнявших всё его существо чувств, к тому же много было в нём фривольного, с оттенком развязного поведения, что совершенно расходилось с её представлениями о настоящей любви. Ведь так неуважительно не ведут по отношению к той, которую любят. Но ей не хотелось развивать эту мысль дальше, поскольку она могла прийти к неутешительному выводу, так как была полностью не уверена в своих чувствах к Николаю, и потому лучше не копаться в себе и в нём. Впрочем, жизнь покажет.

– Ты опять чем-то недовольна? Смотри, народ веселится, танцует, а ты как на похоронах. Я пока ещё живой, думаю, всё будет нормально, – говорил Николай.

– Что же, я в положении и должна уподобляться всей этой публике? Красиво, красиво, ничего не скажешь. Я от тебя такого отношения ко мне не ожидала…

– Юля, брось капризничать, Коля просто шутит, – уговаривала сестра, улыбаясь. – Что же, по-твоему, он каждую минуту должен думать о твоей беременности?

– Правильно, моя голова не дом советов, – подхватил он. – Скоро пойдём, но такого вечера больше не будет.

– Коля, прости её, беременные женщины все такие капризные…

– Да что там, выпьем и снова нальём, сваха, давай причастимся, – продолжал зять, наливая ей и себе по полстопки водки.

– Ой, да мне бы уже и не надо. Хорошо, за компанию, – и она выпила с ним.

Валентина и правда через четверть часа стала собираться домой, посматривая на Семёна, который о чём-то бойко разговаривал с одной женщиной, на которую она глядела с ироничным удивлением. И как это она могла с таким интересом беседовать с её мужем, который всегда высказывался о жизни по принципу: «У нас всё плохо, а там всё хорошо…». И весь вечер муж проводил в разговорах то с офицерами, то с женщинами из кафе, и у неё ни разу не дрогнуло сердце ревностью к тому, как он вёл себя свободно, будто её тут вовсе не было, и за это на него не обижалась. Всё равно ни одной из этих женщин, которые намного моложе Семёна, он не нужен, рассуждала Валентина, а с ней ему не интересно разговаривать, поскольку он знает, как она не очень одобрительно относится к его образу мыслей и ей известны все рассуждения мужа…

На улице уже было темно, там, в уличном свете фонарей, порхали снежинки, плавно опускаясь на сухой асфальт. В ресторане сияли хрустальные люстры, заливая зал сияющим ярким светом. Стоял шум и гвалт от несмолкавшего оркестра и голосов публики.

– А вы приходите к нам в гости, – на прощание пригласила Валентина Николая и Юлю.

– Ты лучше сама приходи к нам, – сказала Юлия и пошла проводить сестру. А Николай тут же присоединился к танцующей публике…

Глава девятая

Гости постепенно стали расходиться, Юлия уже не чаяла увидеть своих детей. Когда они последними вышли из ресторана, снег лежал на асфальте белым чистым покрывалом без единой складочки и серебристо переливался под светом ртутных фонарей. Николай, выйдя на край проезжей части, остановил такси. Юлия велела сначала заехать за детьми. Но Николай не хотел, чтобы в такой важный для них вечер кто бы то ни было мешал им, чем немало поразил жену. Ведь она и не думала, что дети могли помешать ему. Разумеется, ей это не понравилось, она наклонила голову и тотчас погрустнела. Николай, кажется, не желал понимать её душевное состояние и своими жестокими словами причинял жене страдания, которых у неё и без того хватало. Впрочем, ему казалось, что Юлия слишком часто думает о своих детях. В этом ему виделся нехороший признак: значит, она не сильно его любит, хотя он и не требовал от неё полной жертвенности во имя их отношений, которые его вполне удовлетворяли. Если она его не любила, то всё равно их постельные отношения не вызывали никаких сомнений в том, что ей с ним хорошо. Юлия часто смотрела на него с каким-то таинственно-признательным блеском в глазах. Конечно, она не знала, что, кроме её детей, в его воображении мелькали мужчины, которых сейчас люто ненавидел, тогда как Юлию любил всё сильнее.

Сейчас, в такси, когда они смотрели в окно на свежевыпавший снег, им почти в равной мере казалось, что новый снежный ковёр стелется специально для них – с этого вечера начались новые, уже законные супружеские отношения. Как сделать так, чтобы этот чудесный, сверкающий звёздочками ковёр не запятнали они оба? Юлия смотрела, как вспыхивали и гасли снежинки, и счастливо, правда, с оттенком грусти, думала, что это её чувства вот так же сияют, переливаются в душе. Но с этого дня им вряд ли суждено устояться только потому, что Николай всецело не любит её детей. Ах, как жаль, если эти прекрасные звёздочки со временем превратятся в капли слёз и этот бело-пушистый ковёр побьётся, как молью, их ссорами.

– Ну, чего ты, радость моя, загрустила? – дыша запахом сигарет и водки, спросил Николай, сильно привлекая её к себе.

Юлия действительно была печальна; и она взглянула коротко на него, не веря, что этот человек её муж и так похоже сказал эти слова, как когда-то ей говорил покойный муж, поэтому на время Юлии показалось, будто она видит Женю, отчего больно и тревожно защемило сердце…

– Ничего, милый, это я так… – нежно ответила она, напрочь забыв, что перед ней сидит другой мужчина, которого никогда так не называла. А когда опомнилась, что находится в другой реальности, она улыбнулась одними уголками губ как-то виновато.

Николай был чрезвычайно польщён, когда она так назвала его, ведь ни одна женщина его подобным образом не называла. Хотя ему казалось, что «милыми» женщины называли мужчин в старые времена. А сейчас нет ни «милых», ни «любимых». Он и сам подбирал нейтральные слова, и сейчас Николай почему-то не верил в искренность её чувств, что-то искусственное, натянутое находил в интонации её мелодичного голоса. И всё равно он был весьма рад, что она так сказала. Да и долго он не привык копаться в себе, а тем болеё заглядывать в женскую душу, потому что знал артистические возможности женщины. А ещё ему казалось, что Юлия пыталась обратить его внимание на её детей, что нельзя их забывать даже в такой день. Ведь дети всегда остаются детьми: они хотят ласки, требуют заботы в любое время суток, и когда чувствуют себя оставленными и забытыми, то неотвратимо замыкаются в себе и могут запросто ожесточиться. На всё это она насмотрелась в своё время в детдоме.

Николай понимал: то, что она ждала от него, ему было трудно исполнить, словно кто-то нарочно мешал ему быть идеальным мужчиной. На пути к этому он ощущал в себе какое-то внутреннее сопротивление, которое никак не мог преодолеть, чтобы стать всемерно заботливым. Он молча прижал Юлию к себе ещё тесней, чмокнул в щёчку; от неё пахло теми духами, которые по его просьбе достал Михаил. Ведь он уже не один год занимался доставкой импортных вещей из-за границы. Он и в партию вступил ради заграничных поездок, хотя от коммунистических взглядов был так же далёк, как и его друг – от стремления стать генералом. Впрочем, Николай тоже состоял в партии, но ему казалось, что его партийный билет не был липовой визиткой, а вполне соответствовал его убеждениям. Но с Михаилом они почти никогда не вели идеологических споров. Просто надо было как-то жить в соответствии с желаниями и добиваться хоть каких-то реальных благ.